|
- 3 из 9 - |
|
Володя и его друзья жили в замечательном городе, на скальные
тренировки можно было ездить за пять копеек на рейсовом
автобусе; восхождение средней сложности отнимало субботу и
воскресенье - горы были рядом. Они стояли над городом,
составляя не только его пейзаж, но и погоду, и многочисленные
хозяйственные заботы, и замечательный отдых горожан. Ледовые и
скальные склоны гор смотрели прямо на центральные проспекты.
На очередную тренировку собралась вся команда: Садыков,
Руслан, Саша, Лида и двое запасных - студент университета
Спартак Ишимбаев и Петр Семушин, приехавший в город на
подготовку к восхождению со строительства большой гидростанции,
где он работал монтажником.
Тренировались на скалах. Проходили сложные участки, били
крючья, страховали - словом, обычная работа. На нижней
страховочной площадке с травинкой в зубах сидел на камне Марат
и посматривал на эти занятия с видом многоопытного
горовосходителя. По случаю тренировки он гордо повесил на
куртку значок "Турист СССР". Видно было, что ему самому
хотелось полазить, но капитан был занят работой и редко
поглядывал на подростка. Наконец очередь дошла и до Марата.
- Курсант, - сказал Володя, - пойдем овладевать азами. Он
обнял за плечо Марата и, повернув его лицом к отдыхавшей после
занятий команде, сказал:
- Моряки, это мой друг. Зовут - Марат. Вы, конечно, знаете,
кто такой Марат. Это славный довоенный линкор Балтийского
флота. Так что прошу с Маратом обращаться уважительно. Второе.
Марат будет ходить к нам на тренировки для укрепления
внутренней мощи и постижения общего смысла жизни.
- Я уже многое понял, - сказал Марат.
- Ну, прекрасно. Сегодня мы потренируемся на простеньких
маршрутах. Первое правило скалолазания - три точки опоры...
Володя укреплял на груди у Марата обвязку, продолжая
объяснять. Показал маршрут, по которому должен был лезть Марат.
Маршрут этот и без того был промаркирован ясными жирными
стрелами, нарисованными на скалах.
Марат полез. Он делал это быстро и цепко, Володя страховал
снизу. Все смотрели, как он лезет. А Марату лезть страшно
понравилось. Он поднялся метра на два вверх и, обернувшись,
спросил у Володи:
- А может, без веревки?
- Без сетки, - ответил Володя, - работают только в цирке и
очень большие мастера. А мы не в цирке, и ты не мастер. Вперед!
Марат полез дальше. Внезапно он пошел вдоль скал вправо. Тут
же вскочила Лида Афанасьева. Там, куда двинулся Марат, были
скалы высокой категории сложности.
- Марат, сейчас же уйди влево! - закричала она. Она стояла
рядом с Володей, ожидая, что он поддержит ее приказание, но
Володя молчал. Тогда Лида толкнула его, и в этом полутолчке
полушлепке была не только просьба поддержать ее, но и нечто
другое.
- Если взялся, пусть лезет, - тихо сказал Володя, не спуская
глаз с Марата.
Марат и сам был бы рад уйти на старый маршрут, но не знал,
как это сделать. Он понял, что совершил легкомысленную ошибку и
ему сейчас здорово нагорит от капитана. Однако Володя, видя,
как трудно мальчишке, совсем не ругался, а, наоборот, говорил
нечто подбодряющее.
- Так, не забывай про три точки опоры... нет, руку
сначала... еще, еще тянись, там зацепка есть...
Марат, будто распятый на стене, пытался дотянуться до
зацепки. Вдруг он посмотрел вниз и вот тут испугался. Вся
команда стояла далеко, в невообразимой глубине. Марат сделал
отчаянное усилие и... сорвался. Впрочем, никуда он не полетел,
а просто повис на страхующей веревке. Володя быстро спустил
Марата вниз. Мальчишка дрожащей рукой пытался отстегнуть
карабин от страхующей веревки, но Володя остановил его.
- Ты хочешь, - сказал Володя, - чтобы я к тебе относился как
к мужчине?
Марат кивнул, хотя не понимал, к чему клонит капитан.
- Тогда снова пройди этот маршрут. Только без всяких
фокусов. Прямо по стрелам. Ну? Вперед, курсант!
Марат вздохнул, и хотя понимал, что его воспитывают, а этого
он совершенно не терпел, все же сдержался, полез вверх. Однако
его снова захватило это прекрасное чувство владения своим
телом, на середине маршрута он почувствовал удовольствие, к
концу радость. А когда он вылез на вершину скалы, улыбнулся
настолько широко, насколько мог...
Когда по некрутой тропинке счастливый Марат спустился вниз,
он увидел, что его подвиг забыт, только Лида мельком взглянула
на него и улыбнулась, а все сгрудились вокруг Володи, читающего
какое-то письмо.
Марат тоже стал слушать.
- "... В связи с создавшейся обстановкой на строительстве,
читал капитан, и невозможностью проведения подобных работ на
отвесных скалах силами имеющегося в наличии состава Главное
управление Министерства, Генеральная дирекция строительства
убедительно просят сборную команду республики по альпинизму
провести указанные работы... в кратчайший срок... дело всей
республики..." Петя?
Все посмотрели на Петю Семушина.
- Там метров сорок будет примерно, - сказал Петр. - Камень
висит прямо над зданием компрессорной.
- Камень большой? - спросил Руслан.
- Десять примерно на десять, на пять.
Все замолчали.
- Может, рвануть хорошенько, и он пройдет мимо? - Руслану
нравились резкие варианты жизни.
- Ему там деваться некуда, - ответил Петя. - Он пойдет прямо
на здание. И единственную дорогу перекроет. Там он держится на
честном слове. А район у нас сейсмический. Потихоньку трясет
почти каждый день.
Здесь взорвался Саша Цыплаков.
- Я не понимаю, почему обязательно мы? Там висит, тут горит,
там прорвало... Ну и что? В конце концов, у нас есть службы
специальные. Мы занимаемся спортом, мы участвуем в первенстве
Советского Союза! Ключ перед нами!
Здесь Саша выхватил из портфеля кучу фотографий и бросил их
на траву.
- Кто это все будет лезть? "Желтый пояс"? "Зеркало"? Где сам
Сеня Чертынский сорвался! И вместо подготовки мы будем
заниматься какой-то... лабудой! Почему обратились именно к нам?
- Они обратились ко мне, - тихо сказал Петя, - как к
альпинисту. А я их направил в адрес команды, в которой я состою
как запасной.
- Ну, спасибо, Петя, - в сердцах сказал Саша, - ты оказал
большую услугу команде. Как запасной.
- Спокойно, моряки, - сказал Володя. - Конечно, все это не
вовремя. У нас куча проблем... но отступать нам, кажется,
некуда.
- Там люди могут погибнуть, - сказал Петя.
- Мы тоже можем погибнуть, из-за того что не подготовились к
горе! - мрачно сказал Саша.
- Сашка! - воскликнула Лида и сильно ударила Цыплакова по
спине. - Дурак ты невозможный!
- Ну и тяжелая рука у тебя, - сказал Саша.
- А ты не каркай! - вставил Руслан. Марат подошел к Володе и
спросил его, заглядывая в глаза:
- Ты возьмешь меня с собой?
- Нет, - сказал Володя.
Замечательным утром, солнечным и ясным, Володя и Лида шли по
красивой аллее, в глубине которой виднелось двухэтажное белое
здание.
- Это ты мне звонил на работу? - спросила Лида.
- Когда?
- Позавчера.
- Я.
- Я как раз улетала в санрейс.
- Что-нибудь серьезное было?
- Острая сердечная недостаточность.
Лида сказала это многозначительно, слишком многозначительно.
Но Володя промолчал.
- Ты звонил, я тебе была нужна? - продолжала она.
- Сашка мне помог.
- Жалко, что это было такое депо, в котором мог помочь тебе
Сашка, а не я.
Володя остановился.
- Лид, - сказал он, - у нас с тобой был договор.
- Да, да, - сказала Лида, - извини... Вон и Сашка, -
добавила она с деланным оживлением, разглядев в конце аллеи
спешившего Цыплакова. По случаю субботы он был в спортивном
костюме, шел пританцовывая.
...Они увидели Сеню издали и, когда увидели, напряглись,
разговор сник. Он сидел на скамейке в самом конце аллеи и,
сощурив близорукие глаза, смотрел на них. Было рано, и совсем
немного больных в байковых пижамах и халатах мелким шагом
устремлялись к процедурному корпусу. Узнав приближавшихся к
нему, Сеня Чертынский встал, морщась от боли, и, опираясь на
палку, не твердо пошел навстречу. "Стойте, стойте! - кричал он.
- Я сам к вам подойду!" Володя, Саша и Лида остановились и стоя
смотрели, как Сеня, борясь с неуверенностью в шагах и пытаясь
одновременно скрыть эту неуверенность, приближался к ним.
Первой не выдержала Лида, она подбежала к Семену и обняла
его.
- Черт! - сказала она. - Это немыслимо. Я сама врач, но все
это... Ты - гений!
- Это еще что! - гордо воскликнул Сеня. Он был страшно
возбужден, глаза блестели. - Смотрите!
Сеня, опираясь о палку, стал медленно приседать. Тут страх
промелькнул на его лице, неуверенная улыбка погасла, и
неизвестно чем бы этот опыт закончился, если бы Володя резко не
подоспел. Сеня повис у него на руках, встал.
- Не вышло, - печально сказал он. - А в палате два раза
приседал.
- Это потрясающе! - сказала Лида. - Я ведь видела твой
рентген... Тогда кто-то пошутил: "Кузнечик коленками назад". Я
думала, коляска на всю жизнь. В лучшем случае. Чтобы так
разработать лавсановые связки...
- Как родные, - сказал Сеня. - Я их уже полюбил. И он
погладил свои колени.
- Сеня! - как бы между прочим сказал Володя. - А мы ведь на
Ключ собрались.
Сначала Сеня ухмыльнулся и, кажется, хотел что-то сострить,
но через секунду помрачнел. Понял, зачем пришли.
- Поздравляю, - сказал он.
- А что так? - спросил Володя. - Думаешь, не пройдем?
- Я "зеркало " не прошел. "Желтый пояс" пролез. Там метров
семьдесят и порода мягкая, как речной песок. Взяться не за что,
все гниль. Но пролез. А на "зеркале" у меня было четыре
попытки. Погода была идеальная, сухо. Я был в прекрасной форме.
Кто будет лезть "зеркало"? Конечно, Саша?
- Да, - сказал Саша. - Наверно, я.
- Тогда я тебе, Саша, дам совет от чистого сердца: если с
первого раза "зеркало" не пройдешь, второй раз не пытайся.
- Почему? - резко и вдруг недобро спросил Саша.
- Потому что я не хочу присутствовать на твоих похоронах, -
ответил Сеня, повернулся и, не прощаясь, пошел к больнице,
опираясь на палку.
- Я, между прочим, не собираюсь помирать! - крикнул ему
вслед Саша, но Сеня не обратил никакого внимания на эту фразу.
Он уходил от них, стоявших группой, и даже со спины было
видно, что с ним сделал этот год, это пятимесячное лежание, а
потом пятимесячное обучение тела. В его столь недавно легких и
сильных ногах мышцы и сухожилия съежились, похудели,
сморщились, а иных вовсе нет - заменены бог знает чем, не
своим... Он был, конечно, тем же самым Сеней Чертынским по
альпинистской кличке Черт, тем же самым, только немного другим,
потому что он уже знал то, что они трое не знали. Видать -
видали, но со стороны. А он-то уже знал и видел свою
собственную смерть. В секунды срыва, в целые сто лет полета его
ожгла тогда мысль - не падение, не травма, не невезуха -
смерть! Он боролся с ней. Он, как и Миша Хергиани, боролся до
последнего мига и сумел, как и Миша, перевернуться в воздухе,
чтобы грохнуться о камни не головой. Ногами. Но Миша падал
долго. Да, долго. Сеня коротко. Это был страшный, плотный звук,
когда тебя всего припечатывает о что-то не плоское и твердое. И
дикое, удивительно нелепое ощущение неповиновения собственного
тела. А боль, боль потом, да и не главное это, не главное. Боль
- это сладкое возвращение оттуда. И ежедневный вид иглы, через
которую извергается в воздух серебряным фонтанчиком что-то, что
сейчас же разбежится сладкой тревогой по твоим венам... и
всякие слезы... цветы в стакане... фрукты, засыхающие у стопки
чужих книг на тумбочке, - все это уже, моряки, неважно, все это
потом. Сеня уходил, сказав свое слово, и никто не решился его
остановить. Но внезапно он наткнулся на какую-то мысль,
пошатнулся, палка с резиновым наконечником уперлась в трещину в
старом асфальте больничного двора. Сеня обернулся, посмотрел,
криво усмехнулся, будто гнев проглотил.
- Я ничего не хочу накаркать, - сказал он. - Я вообще
считаю, что "зеркало" могут в нашей стране пройти два человека
я и ты. Ну и еще, конечно, Миша Хергиани. Но Миша давно погиб,
а мне "зеркало" подарило лавсановые связки. Так что давай,
двигай. Пуля - дура, штык - молодец!
Саша выслушал все это, как родитель выслушивает капризного
ребенка.
- Где ты сорвался? - спросил он.
- Увидишь! - ответил Сеня - Мимо не пройдешь. Ребята!
обратился он к Лиде и Володе. - Извините, у нас промежсобойчик.
Сеня, обняв Сашу за плечо, отвел его в сторону.
- Я уже скоро год лежу здесь, - сказал он. - Я имел
возможность подумать. Я этот год лежал и ждал, кто ко мне
придет и скажет: "Черт, мы собрались на Ключ. Скажи, где ты
сорвался". И я решил попросить этого человека, как бы там ни
вышло у него на этом проклятом "зеркале", вернуться и сказать,
что пройти его невозможно. Я думал, что это будешь ты, Саша, и
я, как видишь, не ошибся.
- Я не понял, - сказал Саша. - Зачем это нужно?
- Ну, не затем, чтобы оправдать меня, уверяю тебя. Я хочу,
чтобы за этой стеной укрепилась слава непроходимой. Вообще. Раз
ее не прошел я и не прошел ты, значит, другим там делать
нечего.
- Ну и что бы это дало?
- Это дало бы, Саша, очень хорошие результаты. Туда бы
больше никто не ходил. Там бы не было несчастий. А если ты
пролезешь ее, то за тобой пойдут другие.
- Но в этом и состоит дух альпинизма - преодолевать. Сеня
подумал немного над его словами, стоял, глядел в землю, будто
искал слова в потресканном асфальте больничного двора.
- Знаешь, Саша, ты всегда был каким-то странным, - наконец
сказал Семен. - Может быть, до тебя не сразу дошло? Может, ты
еще подумаешь над моим предложением?
- Да, - жестко сказал Саша. - Я подумаю. На "зеркале".
Самосвалы шли один за другим, пыль над дорогой поднималась
столбом. Здание компрессорной станции было построено над
бурной коричнево-грязной рекой, практически на полочке, где
едва умещались само здание и дорога. Володя посмотрел вверх -
действительно, среди рыжих отвесов торчал, чуть наклонившись,
этот проклятый камень, и деться в случае падения, как
справедливо заметил Петр Семушин, ему было некуда. От
компрессорной, от круглых емкостей с воздухом - ресиверов шли
вдоль реки трубы, туда, где в пыли и зное вставало тело
огромной плотины. Володя сидел на камне у обочины дороги, жевал
какую то травиночку, посматривая наверх.
Прямо над ним на скалах уже работала вся команда, висели
белые и оранжевые веревки, стучали молотки, забивались крючья,
поблескивали тонкие металлические лестницы. Володя поглядывал
на проходящие машины, ждал. Наконец возле него остановился
небольшой вездеход, из-за руля вышла - ну, легче всего было бы
написать "молодая, красивая женщина, одетая в джинсы и в
темно-синюю рубашку". В руках у нее была строительная каска.
Она мельком взглянула на Володю и стала внимательно
рассматривать происходящее на скалах.
Все было и все выглядело именно так. Однако дама, не без
некоторой элегантности покинувшая открытый автомобиль с грубым
народным названием "козел" и несколько раз по-мужицки пнувшая
кроссовкой "Адидас" оба передних колеса, требует нашего более
внимательного рассмотрения. Во-первых, с ней все здоровались.
Все проезжавшие самосвальщики считали своим долгом высунуться
из кабины и сказать что-то типа "здрасьте", а дама, мельком
глянув на каждого, чуть поднимала руку, как престарелый
главнокомандующий, и отвечала коротко - "привет". Во-вторых,
она была хороша той недостижимой в городах привлекательностью,
которой одаривают горы, леса, тундры, моря скромных геологинь,
изыскательниц, топографинь, археологинь. Без драгоценностей и
липовой косметики входят они в московские, ленинградские,
новосибирские компании, и пламя свечей начинает колебаться, и
мужчины, не какие-нибудь тридцатилетние юноши, а мужики
настоящие, молча приподнимаются с югославских диванов, готовые
тут же идти за незнакомкой в неведомые края, оставляя в снегах,
по краям дороги своего бегства разбитые должности, обломки
карьеры и совершенно новенькие, свеженаписанные исполнительные
листы алиментов. От вошедших пахнет полынью, степными звездами.
В словах - истина, в глазах - бездна. Трепещут обриллиантенные
жены, страх поднимается к горлу, умная ненависть ограненными
камушками сверкает в глазах. Но нет, нет, милые, не по души
ваших мужей прибыли эти временные ангелы. Вон в прихожей все
вытирает и вытирает ноги, ступить не решаясь на финские паласы,
тот, кто пришел вместе - двухметровый и чернобровый, седеющий
или лысеющий, с глазами, промытыми таежными ручьями, со
скулами, продубленными ледниковыми ветрами, с руками, которые
тут же хочется лепить из глины, вырубать из камня. И тихо сядет
на пол, как собака у ног хозяина. О, женщины, прибывшие
издалека! Какие за вами тянутся черно-бурые хвосты далеких тайн!
Какие ясные звезды горят у вас во лбу! Какое истинное
целомудрие приобретено среди сотен сильных и красивых мужчин,
половина из которых влюблена в вас тайно!
В какие причудливые, горожанам ну совсем непонятные, формы
выливается эта любовь, которую принято называть "настоящая"!
Идут через перевалы по две недели на лыжах, чтобы на базе
полчаса чайку - именно чайку - попить при любимых глазах. А
потом - обратно, полгода вспоминать эти полчаса. И самолеты
тяжелые гоняют с восточного сектора Арктики в западный, и
деньги пачками в полыньи швыряют, и письма в стихах сочиняют, а
потом загружают радиосеть, передавая в эфир эти любовные
романы. Но уходят женщины, пришедшие издалека, уходят как
парусник, помаячат на горизонте белыми материями, а уж утром
пусто, нет ничего, хоть криком кричи. На востоке, на севере, в
горах, в степях их звезда. Сидят у своих костров, спят на
мазутном брезенте в вертолетном углу, до старости не сдаются на
милость панельным, многоквартирным тюрьмам. Терпят, ждут. Чего?
Неизвестно.
Въехавшая в нашу повесть на казенном автомобиле дама была,
несомненно, из описанного выше клана, однако с некоторыми
новейшими добавлениями: одевалась просто, но тщательно
продуманно, следила за собой, за прической, лицом, руками, и
это, конечно, позволит отнести ее к прекрасным женщинам,
прибывшим издалека, но, несомненно, в этом нетрудно убедиться,
новой формации.
Володя счел, что сидеть в присутствии дамы не совсем
уместно, и поэтому встал. Тут женщина обратила на него внимание
и спросила:
- Вы не знаете, когда они слезут?
- Вам нужен Садыков? - спросил Володя.
- Садыков, - ответила женщина...
- Садыков - я, - сказал Володя.
- Я заместитель главного инженера, - сказала женщина. Юнна
Александровна Ковальская. Мы будем работать вместе. Для начала
мне нужно подняться наверх, к району работ. Володя посмотрел на
Ковальскую.
- У вас, конечно, нет никакой подготовки? - спросил он.
Ковальская усмехнулась.
- На втором курсе, по-моему... какой-то поход... Клухорский
перевал... сван-инструктор, который предлагал мне выйти за него
замуж... Нет, никакой подготовки.
- Сваны, особенно инструкторы, редко ошибаются, - сказал
Володя. - А вот наверх мы с вами, Юнна Александровна, сегодня
не поднимемся.
- Мне это нужно, - сказала Ковальская.
- Нет, - твердо сказал Володя.
Ковальская с интересом посмотрела на него.
- Как вас звать? - спросила она.
- Владимир.
- Так вот, Володя: на всей территории строительства есть
всего четыре человека, чье слово предназначено к исполнению.
Один из них - я.
- Хотелось бы продолжить вашу мысль, - сказал Володя. Вот на
этих скалах есть только один человек, который будет говорить
"да" или "нет". Это - я.
- А что, в чем дело? - вызывающе спросила Юнна.
- Мы чистим склон от камней. Видите, ребята идут в ряд?
Чистить - опасная работа. Завтра мы навесим лестницы, перила,
наладим хорошую страховку и к концу дня сможем с вами
прогуляться к месту работ.
- Если у меня будет время... Утром вам привезут два
максимально облегченных перфоратора. Через верх надо будет
протянуть энергию, воздух и воду. Надо будет пробурить сто
четыре шурфа, загнать в них на хорошем цементе анкерные болты,
на эти болты заводить стальную сеть. Семушин все знает. Вопросы
оплаты с вами уже решали?
- Да.
- Я думаю, жена будет довольна.
- Мы не шабашники, - сказал Володя.
- Я не хотела вас обидеть.
- В таком случае вы хотели узнать, женат ли я? - усмехнулся
Володя. - Не женат.
- Для холостой женщины, - засмеялась Юнна, - это очень
приятное сообщение.
Она посмотрела на часы.
- Черт возьми! - сказала она. - Что это за жизнь? Даже
пококетничать нет времени. И вообще, по моим наблюдениям,
любовный треугольник в последнее время видоизменился. Раньше
были: он, она и любовник. Теперь - он, она и работа.
|
- 3 из 9 - |
|