И в грохоте самосожженья
Забыли мы их навсегда.
Но Женя... Вы помните? Женя...
Я с ней приходил ведь сюда -
Тогда, в девятнадцатом веке...
Да вспомните вы, черт возьми!
Мне дом представляется некий -
В Воронеже или в Перми.

То утро вставало неброско,
Лишь отсветы на полу,
"Голландкою" пахло и воском,
И шторой, примерзшей к стеклу.
А мы будто только с охоты.
Я помню такой кабинет...
И пили мы мерзкое что-то,
Похожее на "Каберне".

Но все же напились порядком,
И каждый из нас толковал:
"Ах, ах, молодая дворянка,
Всю жизнь я такую искал..."
Ну, вспомнили? То-то. И верно,
Ни разу с тех пор не встречал
Я женщины более верных
И более чистых начал.

Не помню ничьих я объятий,
Ни губ я не помню, ни рук...
- Так где ж твоя Женька, приятель?
Сюда ее, в дружеский круг!
- Да где-то гуляет отважно,
На пляже каком-то лежит...
Но это не важно, не важно:
Я крикну - она прибежит.

- Ну что, гражданин, ты остался
Один. Закрывать нам пора!
- А он заплатил? - Рассчитался.
Намерен сидеть до утра?
- Да нет. По привычке нахмурясь,
Я вышел из прошлого прочь...
Гостиница "Арктика", Мурманск.
Глухая полярная ночь.

1965